Всё суета
Е.Г. Левашева - П.Я. Чаадаеву
ЛЕВАШЕВА, Е,Г. - близкий друг Чаадаева, замечательная женщина, принадлежавшая к идеалистическому поколению 30-х годов. Письмо ее характерно - в религиозно-идеалистическом духе времени.
(около 1830 г.)
Искусный врач, сняв катаракту, надевает повязку на глаза больного; если же он не сделает этого, больной ослепнет навеки. В нравственном мире - то же, что и в физическом; человеческое сознание также требует постепенности. Если Провидение вручило вам свет слишком яркий, слишком ослепительный для наших потемок, не лучше ли вводить его понемногу, нежели ослеплять людей как бы Фаворским сиянием и заставлять их падать лицом на землю? Я вижу ваше назначение в ином; мне кажется, что вы призваны протягивать руку тем, кто жаждет подняться, и приучать их к истине, не вызывая в них того бурного потрясения, которое не всякий может вынести. Я твердо убеждена, что именно таково ваше призвание на земле; иначе зачем ваша наружность производила бы такое необыкновенное впечатление даже на детей? Зачем были бы даны вам такая сила внушения, такое красноречие, такая страстная убежденность, такой возвышенный и глубокий ум? Зачем так пылала бы в вас любовь к человечеству? Зачем ваша жизнь была бы полна стольких треволнений?Зачем столько тайных страданий, столько разочарований?.. И можно ли думать, что все это случилось без предустановленной цели, которой вам суждено достигнуть, никогда не падая духом и не теряя терпения, ибо с вашей стороны это значило бы усомниться в Провидении? Между тем уныние и нетерпение - две слабости, которым вы часто поддаетесь, тогда как вам стоит только вспомнить эти слова Евангелия, как бы нарочно обращенные к вам: будьте мудры, как змий, и чисты, как голубь. До свидания. Что ждет вас сегодня в клубе? Очень возможно, что вы встретите там людей, которые поднимут целое облако пыли, чтобы защититься от слишком яркого света. Что вам до этого? Пыль неприятно, но она не преграждает пути.
Граф Алексей Констан. Толстой - С.А. Миллер, впоследствии его жене.
Граф ТОЛСТОЙ, Алексей Константинович, поэт и драматург (1817-1875), встретился в петербургском свете (ок. 1850), с С.А. Миллер, ставшей его женой псле развода с первым мужем. Охватившее его чувство, сохранившееся в счастливом браке на всю жизнь, отражено в известном стихотворении "Средь шумнаго бала, случайно".
( 10 мая 1852 г.)
Я хотел поговорить с тобой о моих мыслях, о прямом влиянии молитвы; я тебе это скажу в нескольких словах - разсуждать не могу - сердце не на месте.
Я думаю, что в нашей жизни соединяются предопределение и свобода воли, но мы не можем установить их соотношения. Отрицать совершенно свободу воли - значит, отрицать очевидность, ибо, в конце концов, если твой дом горит, ты не остаешься там, сложа руки, но ты оттуда выходишь, и большею частью этим спасаешься.
Итак, если мы допускаем это, мы можем до некоторой степени руководить обстоятельствами, мы должны допустиь свое воздействие и на других людей; изо всех же действий самое могучее - действие души, и ни в каком положении душа не приобретает более обширнаго развития, как в приближении ея к Богу. Просить с верой у Бога, чтобы Он отстранил несчастие от любимаго человека - не есть безплодное дело, как уверяют некоторые философы, признающие в молитве только способ поклоняться Богу, сообщаться с Ним, и чувствовать Его присутствие.
Прежде всего, молитва производит прямое и сильное действие на душу человека, о котором молишься, так как, чем более вы приближаетесь к Богу, тем более вы становитесь в независимость от вашего тела, и потому ваша душа менее стеснена пространством и материей, которыя отделяют ее от той души, за которую она молится.
Я почти-что убежден, что два человека, которые бы молились в одно время с одинаково сильной верой друг за друга, могли бы сообщаться между собой , без всякой помощи материальной и вопреки отдалению.
Это - прямое действие на мысли, на желания, и потому0 на решения той сродной души. Это дейсвтие я всегда желал произвести на тебя, когда я молился Богу..и мне кажется, что Бог меня услышал... и что ты почувствовала это действие, - и благодарность моя к Богу - безконечная и вечная. Теперь остается то косвенное действие, которое отстраняет несчастие от любимого человека, если молишься, например, чтобы он совершил путешествие без препятствий, или об исполнении желаний, если они хорошия, и т.д. Чтобы отрицать это косвенное действие, надо было бы отрицать предопределение, что немыслимо.
Как можем мы знать, до какой степени предопределены заранее события и в жизни любимаго человека?
И если они были предоставлены всяким влияниям, какое влияние может быть сильнее, чем влияние души, приближающейся к Богу с горячим желанием, чтобы все обстоятельства содействовали счастию души друга?
Я, может быть, дурно выражаюсь, но твоя душа достаточно понимает мою, чтобы знать, что я хочу сказать. Завтра я опять еду в Царское, и надеюсь, что мне можно будет принести немного добра, высказывая правду о том, что представляется в фальшивом свете.
Да хранит тебя Бог, да сделает Он нас счастливыми, как мы понимаем, т.-е. да сделает Он нас лучшими.
(Париж, 30 мая 1852 г.)
Мы никогда не будем вполне счастливы!.. но у нас есть удовлетворение в нашем обоюдном уважении, в сознании наших нравственных устоев и добра, которое мы сделаем друг другу.
Я люблю это счастье, полное страдания и печали.
Отчего мне случалось в детстве плакать без причин, отчего с 13-летняго возраста я прятался, чтобы выплакаться на свободе, 0 я, который казался для всех невозмутимо веселым?..
(Пустынька, 5 октября 1852 г.)
Я проснулся от шума ветра; страшная метель продолжается уже два часа - все кругом бело. Если снег останется и больше не выпадет, можно будет завтра найти медведей и лосей... Не думаю, что я бы пошел их искать.. разве только с мыслью приобрести для твоих ног медвежью шкуру...
(25 октября 1853 г.)
У меня были внутренния бури, доводившия меня до желания биться головой об стену. Причиной этого было лишь возмущение против моего полоожения... Мне кажется, что первобытное состояние нашей души - сильная любовь к добру и Богу, которую мы теряем с холодным прикосновением к матери, в которой заключается вся наша душа. Но душа не забыла совершенно свое первое существование, до ея заключения в то застывшее состояние, в котором она теперь находится... Это и есть причина тому чувству необходимости любви, которое мучает иных людей, и тому радостному чувству и счастью, которое они ощущают, когда они, согреваясь и тая, возвращаются к своему первоначальному нормальному существованию; если бы мы были скованы материей, мы бы сейчас вернулись в наше нормальное состояние, которое есть непрерывное обожание Бога,и единственное, в котором можно быть без страданий; но материя нам мешает и холодит душу настолько, что душа совершенно теряет свое первое свойство расплавленности (fusion) и переходит в полный застой.
Бог дозволяет, время от времени, чтобы в этой жизни немного тепла оживило нашу душу и напомнило бы ей случайно то блаженное состояние, в котором она находилась до заключения... и к которому возвращение обещано нам после смерти. Это бывает, когда мы любим женщину, мать или ребенка...
(Дрезден, 10 июля 1870 г.)
Вот я здесь опять, и мне тяжело на сердце, когда вижу опять эти улицы, эту гостиницу и эту комнату без тебя. Я только что приехал в 3 1/4 ч. утра, и не могу лечь, не сказав тебе то, что говорю тебе уже 20 лет, - что я не могу жить без тебя, что ты мое единственное сокровище на земле, и я плачу над этим письмом, как плакал 20 лет тому назад. Кровь застывает в сердце при одной мысли, что я могу тебя потерять, и я себе говорю: как ужасно глупо разставаться! Думая о тебе, я в твоем образе не вижу ни одной тени, ни одной, все - лишь свет и счастие...
Я ей сказал (m-me Павловой), что я ищу сюжета для драмы, и что у меня была мысль - представить человека, который из-за какой-нибудь причины берет на себя кажущуюся подлость.
Она схватилась за эту мысль, якл ястреб, и вертела ею во все стороны, но мы не нашли ничего подходящаго...
(Дрезден, 25 июля 1871 г.)
...Мне очень грустно и очень скучно, и глуп я был, что думал, что будет здесь приятно.
Если б у меня был Бог знает какой успех литературный, если б мне где-нибудь на площади поставили статую, все это стоило бы четверти часа - быть с тобой, и держать твою руку, и видеть твое милое, доброе лицо! Что бы со мной было, если б ты умерла? А все-таки пусть лучше я после тебя умру, потому что я не хочу, чтоб тебе было тяжело после меня...
И тяжело слушать музыку без тебя; я будто через нее сближаюсь с тобой!
...А в Карлсбаде будет мне скверно; там говорят, такое множество людей; и все они захотят, чтоб я делал с ними parties de plaisir, а мне бы жить тихонько с какими-нибудь профессорами. Ну их! Я мало бываю дома; а когда приду, то читаю Шопенгауэра, и редко с ним не соглашаюсь, т.-е. я нахожу в нем изредка противоречия, даже с его точки зрения, и все говорю себе: "Дурак, что я мог с ним познакомиться - и не познакомился!"
ЛЕВАШЕВА, Е,Г. - близкий друг Чаадаева, замечательная женщина, принадлежавшая к идеалистическому поколению 30-х годов. Письмо ее характерно - в религиозно-идеалистическом духе времени.
(около 1830 г.)
Искусный врач, сняв катаракту, надевает повязку на глаза больного; если же он не сделает этого, больной ослепнет навеки. В нравственном мире - то же, что и в физическом; человеческое сознание также требует постепенности. Если Провидение вручило вам свет слишком яркий, слишком ослепительный для наших потемок, не лучше ли вводить его понемногу, нежели ослеплять людей как бы Фаворским сиянием и заставлять их падать лицом на землю? Я вижу ваше назначение в ином; мне кажется, что вы призваны протягивать руку тем, кто жаждет подняться, и приучать их к истине, не вызывая в них того бурного потрясения, которое не всякий может вынести. Я твердо убеждена, что именно таково ваше призвание на земле; иначе зачем ваша наружность производила бы такое необыкновенное впечатление даже на детей? Зачем были бы даны вам такая сила внушения, такое красноречие, такая страстная убежденность, такой возвышенный и глубокий ум? Зачем так пылала бы в вас любовь к человечеству? Зачем ваша жизнь была бы полна стольких треволнений?Зачем столько тайных страданий, столько разочарований?.. И можно ли думать, что все это случилось без предустановленной цели, которой вам суждено достигнуть, никогда не падая духом и не теряя терпения, ибо с вашей стороны это значило бы усомниться в Провидении? Между тем уныние и нетерпение - две слабости, которым вы часто поддаетесь, тогда как вам стоит только вспомнить эти слова Евангелия, как бы нарочно обращенные к вам: будьте мудры, как змий, и чисты, как голубь. До свидания. Что ждет вас сегодня в клубе? Очень возможно, что вы встретите там людей, которые поднимут целое облако пыли, чтобы защититься от слишком яркого света. Что вам до этого? Пыль неприятно, но она не преграждает пути.
Граф Алексей Констан. Толстой - С.А. Миллер, впоследствии его жене.
Граф ТОЛСТОЙ, Алексей Константинович, поэт и драматург (1817-1875), встретился в петербургском свете (ок. 1850), с С.А. Миллер, ставшей его женой псле развода с первым мужем. Охватившее его чувство, сохранившееся в счастливом браке на всю жизнь, отражено в известном стихотворении "Средь шумнаго бала, случайно".
( 10 мая 1852 г.)
Я хотел поговорить с тобой о моих мыслях, о прямом влиянии молитвы; я тебе это скажу в нескольких словах - разсуждать не могу - сердце не на месте.
Я думаю, что в нашей жизни соединяются предопределение и свобода воли, но мы не можем установить их соотношения. Отрицать совершенно свободу воли - значит, отрицать очевидность, ибо, в конце концов, если твой дом горит, ты не остаешься там, сложа руки, но ты оттуда выходишь, и большею частью этим спасаешься.
Итак, если мы допускаем это, мы можем до некоторой степени руководить обстоятельствами, мы должны допустиь свое воздействие и на других людей; изо всех же действий самое могучее - действие души, и ни в каком положении душа не приобретает более обширнаго развития, как в приближении ея к Богу. Просить с верой у Бога, чтобы Он отстранил несчастие от любимаго человека - не есть безплодное дело, как уверяют некоторые философы, признающие в молитве только способ поклоняться Богу, сообщаться с Ним, и чувствовать Его присутствие.
Прежде всего, молитва производит прямое и сильное действие на душу человека, о котором молишься, так как, чем более вы приближаетесь к Богу, тем более вы становитесь в независимость от вашего тела, и потому ваша душа менее стеснена пространством и материей, которыя отделяют ее от той души, за которую она молится.
Я почти-что убежден, что два человека, которые бы молились в одно время с одинаково сильной верой друг за друга, могли бы сообщаться между собой , без всякой помощи материальной и вопреки отдалению.
Это - прямое действие на мысли, на желания, и потому0 на решения той сродной души. Это дейсвтие я всегда желал произвести на тебя, когда я молился Богу..и мне кажется, что Бог меня услышал... и что ты почувствовала это действие, - и благодарность моя к Богу - безконечная и вечная. Теперь остается то косвенное действие, которое отстраняет несчастие от любимого человека, если молишься, например, чтобы он совершил путешествие без препятствий, или об исполнении желаний, если они хорошия, и т.д. Чтобы отрицать это косвенное действие, надо было бы отрицать предопределение, что немыслимо.
Как можем мы знать, до какой степени предопределены заранее события и в жизни любимаго человека?
И если они были предоставлены всяким влияниям, какое влияние может быть сильнее, чем влияние души, приближающейся к Богу с горячим желанием, чтобы все обстоятельства содействовали счастию души друга?
Я, может быть, дурно выражаюсь, но твоя душа достаточно понимает мою, чтобы знать, что я хочу сказать. Завтра я опять еду в Царское, и надеюсь, что мне можно будет принести немного добра, высказывая правду о том, что представляется в фальшивом свете.
Да хранит тебя Бог, да сделает Он нас счастливыми, как мы понимаем, т.-е. да сделает Он нас лучшими.
(Париж, 30 мая 1852 г.)
Мы никогда не будем вполне счастливы!.. но у нас есть удовлетворение в нашем обоюдном уважении, в сознании наших нравственных устоев и добра, которое мы сделаем друг другу.
Я люблю это счастье, полное страдания и печали.
Отчего мне случалось в детстве плакать без причин, отчего с 13-летняго возраста я прятался, чтобы выплакаться на свободе, 0 я, который казался для всех невозмутимо веселым?..
(Пустынька, 5 октября 1852 г.)
Я проснулся от шума ветра; страшная метель продолжается уже два часа - все кругом бело. Если снег останется и больше не выпадет, можно будет завтра найти медведей и лосей... Не думаю, что я бы пошел их искать.. разве только с мыслью приобрести для твоих ног медвежью шкуру...
(25 октября 1853 г.)
У меня были внутренния бури, доводившия меня до желания биться головой об стену. Причиной этого было лишь возмущение против моего полоожения... Мне кажется, что первобытное состояние нашей души - сильная любовь к добру и Богу, которую мы теряем с холодным прикосновением к матери, в которой заключается вся наша душа. Но душа не забыла совершенно свое первое существование, до ея заключения в то застывшее состояние, в котором она теперь находится... Это и есть причина тому чувству необходимости любви, которое мучает иных людей, и тому радостному чувству и счастью, которое они ощущают, когда они, согреваясь и тая, возвращаются к своему первоначальному нормальному существованию; если бы мы были скованы материей, мы бы сейчас вернулись в наше нормальное состояние, которое есть непрерывное обожание Бога,и единственное, в котором можно быть без страданий; но материя нам мешает и холодит душу настолько, что душа совершенно теряет свое первое свойство расплавленности (fusion) и переходит в полный застой.
Бог дозволяет, время от времени, чтобы в этой жизни немного тепла оживило нашу душу и напомнило бы ей случайно то блаженное состояние, в котором она находилась до заключения... и к которому возвращение обещано нам после смерти. Это бывает, когда мы любим женщину, мать или ребенка...
(Дрезден, 10 июля 1870 г.)
Вот я здесь опять, и мне тяжело на сердце, когда вижу опять эти улицы, эту гостиницу и эту комнату без тебя. Я только что приехал в 3 1/4 ч. утра, и не могу лечь, не сказав тебе то, что говорю тебе уже 20 лет, - что я не могу жить без тебя, что ты мое единственное сокровище на земле, и я плачу над этим письмом, как плакал 20 лет тому назад. Кровь застывает в сердце при одной мысли, что я могу тебя потерять, и я себе говорю: как ужасно глупо разставаться! Думая о тебе, я в твоем образе не вижу ни одной тени, ни одной, все - лишь свет и счастие...
Я ей сказал (m-me Павловой), что я ищу сюжета для драмы, и что у меня была мысль - представить человека, который из-за какой-нибудь причины берет на себя кажущуюся подлость.
Она схватилась за эту мысль, якл ястреб, и вертела ею во все стороны, но мы не нашли ничего подходящаго...
(Дрезден, 25 июля 1871 г.)
...Мне очень грустно и очень скучно, и глуп я был, что думал, что будет здесь приятно.
Если б у меня был Бог знает какой успех литературный, если б мне где-нибудь на площади поставили статую, все это стоило бы четверти часа - быть с тобой, и держать твою руку, и видеть твое милое, доброе лицо! Что бы со мной было, если б ты умерла? А все-таки пусть лучше я после тебя умру, потому что я не хочу, чтоб тебе было тяжело после меня...
И тяжело слушать музыку без тебя; я будто через нее сближаюсь с тобой!
...А в Карлсбаде будет мне скверно; там говорят, такое множество людей; и все они захотят, чтоб я делал с ними parties de plaisir, а мне бы жить тихонько с какими-нибудь профессорами. Ну их! Я мало бываю дома; а когда приду, то читаю Шопенгауэра, и редко с ним не соглашаюсь, т.-е. я нахожу в нем изредка противоречия, даже с его точки зрения, и все говорю себе: "Дурак, что я мог с ним познакомиться - и не познакомился!"